Тринадцатый Император. Часть 1 - Страница 21

Сделав три чеканных шага, Владимир подошёл поближе и вытянулся по струнке, ожидая распоряжений.

– Владимир Анатольевич, вам надлежит доставить эти письма в канцелярию, – я жестом указал на разложенные на столе конверты. – Сделать это надлежит незамедлительно завтра по утру.

Барятинский кивнул и непроизвольно вытянул шею вперёд, стремясь разглядеть надписи на конвертах. Я усмехнулся, со стороны это смотрелось забавно. Сдвинувшись таким образом, чтобы ему были видны все конверты, кроме последнего, предварительно отложенного, я сделал приглашающий жест рукой.

– Не стесняйся, Володя, подойди поближе, посмотри.

Мой адъютант несколько смутился и покраснел, но всё же, влекомый любопытством, свойственным юности, подошёл к столу и принялся разглядывать скупые строчки, выведенные на конвертах. На каждом красовалось 'Лично. В руки.' и фамилия адресата. Семь писем, семь адресатов. 'владыке Филарету, митрополиту Московскому и Коломенскому.' 'графу Игнатьеву Николаю Павловичу.' 'графу Муравьеву Михаилу Николаевичу.' 'барону Унгерн-Штернберг Карлу Карловичу.' 'князю Васильчикову Александру Илларионовичу.'

Судя по тому, как округлились глаза Барятинского, список адресатов произвёл на него впечатление. Не желая, чтобы эффект пропал даром я, чуть повернувшись, забрал со стола последний, восьмой конверт, скрываемый прежде моей фигурой от взгляда флигель-адъютанта, и протянул его Владимиру.

– А это письмо, я хочу, чтобы вы доставили лично, – смотря ему прямо в глаза сказал я. Взгляд князя скользнул по конверту и застыл, прикованный к фамилии адресата. На бумаге конверта моей рукой было выведено: 'фельдмаршалу князю Барятинскому Александру Ивановичу. Лично. В руки'.

Интерлюдия первая.

Стояла теплая, осенняя погода. Мелкий дождик моросил уже четвертый день и в воздухе стоял запах мокрой, прелой листвы. Немолодая, серая в яблоках, коняжка мирно цокала копытцами по вымощенным мокрым камнем мостовым славного города Дрездена, волоча за собой коляску с придрёмывающими кучером и одним пассажиром. Князь Владимир Анатольевич Барятинский, прикрывая глубокие зевки тыльной стороной ладони, обтянутой белой шёлковой перчаткой, лениво осматривал город сквозь окно экипажа. В сон клонило немилосердно. Последние дни князь спал урывками, благодаря чему сумел преодолеть расстояние от столицы Российской Империи до этого сонного прусского городка всего за четверо суток. Причина этой спешки покоилась в конверте, подшитом к внутренней стороне его мундира. Конверт сей был вручён Владимиру Анатольевичу его другом и патроном, ещё недавно цесаревичем Николаем Александровичем Романовым, а ныне Императором Всероссийским Николаем II. Но было бы неправдой сказать, что только верноподданнический долг двигал князем. Не менее важным было чувство родственной обязанности, которой способствовало имя получателя доверенного князю конверта – адресатом был генерал фельдмаршал, князь Александр Иванович Барятинский, приходившийся Владимиру родным дядей.

Владимир дядей по праву гордился. Несмотря на славную, древнюю историю княжеского рода Барятинских, природных Рюриковичей в пятнадцатом поколении, мало кто, упомянутый в семейных анналах, достигал такой славы и известности как Александр Иванович. Барятинские всегда были на виду в русской истории, особливо сей род о прославился борьбой с мятежниками. Яков Петрович Барятинский, стойко сражавшийся с бандами Тушинского вора под началом М. В. Скопина-Шуйского и погибший в бою с поляками, Юрий Никитич, разгромивший Стеньку Разина, Даниил Афанасьевич, тоже сражавшийся с разинцами, а также усмирявший мятежи черемис и сибирских инородцев. Однако слава Александра Ивановича шагнула ещё дальше. Фельдмаршал, герой кавказской войны, победитель Шамиля, миротворец Кавказа. Доблесть и заслуги его были отмечены высочайшими орденами Св. Андрея Первозванного, Св. Александра Невского, Белого Орла, Св. Владимира 2, 3 и 4 степени, Св. Анны 1, 2 и 3 степени, Св. Георгия 3 и 4 степени и иностранными почётными наградами. Если бы ещё не эта неприятная история с грузинской княжной…

Владимир недовольно поморщил губы, вспоминая об этой истории. Это случилось три года назад, когда дядя его пребывал на посту наместника Кавказа, и одним из адъютантов его, в чине полковника, был некто Давыдов, женатый на урождённой княжне Джамбакур-Орбелиани. Княжна была миниатюрна, мила и по-грузински красива. И сорокапятилетний фельдмаршал, признанный дамский угодник, влюбился, да так пылко, как бывает только в ранней юности. Кончилась же эта история тем, что наместник, подобно горцу, умыкнул ненаглядную грузинскую княжну у законного мужа, вывезя её за границу. Куда и сам вскоре отправился, 'на лечение'.

Разумеется, генералу этого так просто не спустили. В одно мгновение он оказался фигурой non grate как при Дворе, так и на светских раутах. Отсутствие благоволения знаменитому родичу ощутили на себе и остальные члены княжеского рода. Впрочем… Письмо, ощущаемое приятной тяжестью возле сердца, дарило молодому адъютанту большие надежды на возвращение Высочайшей милости к мятежному дяде.

Коляска тем временем подъехала к ажурным, кованым воротам особняка, снимаемого в Дрездене Александром Ивановичем для себя и своей зазнобы. Выйдя из экипажа и расплатившись с кучером, Владимир остановился перед высокой решёткой ограды, ожидая когда его заметят. Через пару минут к нему вышел немолодой, бородатый слуга в поношенном, но бережно подшитом сюртуке на германский манер, суконных штанах, полосатых гольфах и деревянных башмаках.